Ein Teil von jener Kraft

Специально для тех, кто словесно или молча одобрял удары по Кривому Рогу и по Сумам, для тех, кто, моля Всевышнего «о нашей победе», идет сегодня в храмы на пасхальную службу.

А еще я в связи с этим Трампом неожиданно вспомнила одну из любимых книг своего детства — сборник норвежских сказок в голубой, кажется, обложке, мои сверстники, чье детство тоже выпало на 70-е, тоже, возможно эту книжку помнят, она имелась, наверное, в любой детско-юношеской библиотеке. Там я ее и брала — снова и снова, был бы у меня дома свой экземпляр, наверное, зачитала б до дыр. Почему именно норвежские сказки мне нравились тогда больше, чем так называемые «русские народные» или, допустим, сказки народов СССР, я сказать не могу. Перечитывала еще Братьев Гримм время от времени — в общем, тут и тенденцию какую-то, думаю,  обнаружить можно тем, кто увлекается детской психологией. Но это все так, к слову.

Надо бы как-то отметить здесь то, что, перечитывая Аксеновскую «Таинственную Страсть», я решила заодно и сериал посмотреть — да, конечно, «отечественный», вряд ли где-то еще таковой стали снимать, несмотря на то, что Аксенов весь, до от мозга костей, до ниточки антисоветский. Не думала, если честно, что пересмотрю от начала до конца (от «отечественного» же сериала «Московская Сага» по книге того же автора мне хватило и трейлера). Да и первый эпизод меня не вдохновил, если честно, (как и все прочее «отечественное»), но все последующие эпизоды наличествовали на ютьюбе, в отличном качестве, да к тому же я тут еще приболела, один день вообще провалялась — что делать.

В целом,

Одна и та фраза есть у Аксенова и в «Ожоге», и в «Таинственной страсти», которую читаю сейчас. (Это можно рассматривать в некой связи с иллюстрацией, а можно то и другое рассматривать по отдельности, об особенностях своего т.н. «арт-проекта» я уже предупреждала).

Местами земля здесь возделана; акр-другой плодородной почвы, на которой кое-где торчат сухие, не толще пальца, прошлогодние стебли кукурузы, – редкая картина в этой стране. Но в такой стране – это волнующее зрелище. Неподалеку бежит ручей, и на его берегах стадо овец и забавных сирийских коз с наслаждением уплетает гравий. Я не поручусь, что так оно и было на самом деле, – я лишь предполагаю, что они ели гравий, потому что больше там есть было нечего. Пастухи были точной копией Иосифа и его братьев; на этот счет у меня нет никаких сомнений. Это рослые, мускулистые бедуины с очень темной кожей и иссиня-черными бородами. У них сурово сжатые губы, бесстрашные глаза, и движения их царственно величавы. Они носят не то чепцы, не то капюшоны – пестрые, с длинными, падающими на плечи, бахромчатыми концами, и просторные развевающиеся одежды в широкую черную полоску – наряд, который видишь на любой картинке, изображающей смуглых сынов пустыни. Я думаю, что, представься им случай, эти пастухи тоже продали бы своих младших братьев. У них та же осанка и одежда, те же обычаи и занятие и та же беззаботность в вопросах морали, что у их предков. (Прошлой ночью они напали на наш лагерь, и я не питаю к ним добрых чувств.) Ослы у них карликовые, таких повсюду встречаешь в Сирии и помнишь по всем картинам, изображающим «Бегство в Египет», где Мария с младенцем едет на осле, а Иосиф идет рядом, огромный по сравнению с крохотным животным.

Продолжаю читать «Орбиту» — нынешнего Букера. Хоть и должна сказать, что читаю ее без особого удовольствия, но некоторые высказывания там (явно не самой писательницы, она лишь красиво «упаковала» чужие), таки находят в душе моей нынче отклик.

Например, один из астронавтов там вспоминает, как перед тем, как он покинул Землю, его дочь-подросток спросила его: 

Как ты думаешь, прогресс прекрасен? Да, да, ответил он, не задумываясь. Как же прекрасен он, Боже мой! 

Дочь возразила:

Как сильно изменились нравы с течением времени! Семнадцать-восемнадцать веков тому назад непросвещенные римляне охотно отправляли христиан на арену виднеющегося вон там Колизея и для потехи выпускали на них диких зверей. Впрочем, не только для потехи, но и в назидание. Народу старались внушить отвращение и страх к новой вере, которую проповедовали последователи Христа. В мгновение ока звери раздирали несчастных на части, превращая их в жалкие, изуродованные трупы. Но когда к власти пришли христиане, когда святая матерь-церковь подчинила себе варваров, она не стала прибегать к подобным средствам, чтобы доказать им ошибочность их взглядов. О нет, она передавала их милейшей инквизиции и, указывая на благословенного Искупителя, который был кроток и милосерден ко всем людям, убеждала варваров возлюбить его; и дабы убедить их возлюбить его и склониться перед ним, инквизиция делала все, что было в ее силах: сперва с помощью винта им выламывали пальцы из суставов, затем пощипывали их тело щипцами – докрасна раскаленными, потому что так приятнее в холодную погоду, затем слегка обдирали их заживо и наконец публично поджаривали. Инквизиторам всегда удавалось убедить неверных. Истинная религия, если ее подать как следует, – а матерь-церковь это умела, – очень, очень целительна. И необыкновенно убедительна к тому же. Одно дело – скармливать людей диким зверям, и совсем другое – при помощи инквизиции пробуждать в них лучшие чувства. Первая система изобретена жалкими варварами, вторая – просвещенными, цивилизованными людьми.

Была жива Принцесса Греза… в березках девичья игра… жива Россия и береза… в «Березках» водка и икра…

Я стала английскою леди… но муж мой пьяный так сказал… тебе бы стать московской блядью… Казанский украшать вокзал… Мой муж вернулся из похода… израненный своей тоской… все позади – загулы, годы… полеты пьяного удода… и в бочке дегтя ложка меда… Арбат в преддверии восхода… все впереди, твердит природа… но жив ли Боже над Москвой?

(Василий Аксенов, «Ожог»)

Колесо истории, со спущенным баллоном, на одном ободе, въезжало в Юбилейную Эру. Природного газа в стране было много, везде зажигались «вечные огни»; пластмассовая промышленность лепила грозные ракеты для подрастающего поколения; животы, набитые картофельным жиром, подтягивались золоченым ремнем.