Из "Вполне достойного поражения"

[ilfasidoroff]

Любопытные вещи однако писала Айрис-наша-Мердок в A Fairy Honourable Defeat — в 1970 (!) году. Цитирование каких-то фраз выглядело бы более интересным в 2020-м, но кое-какие сейчас актуальнее.

— Нет у меня уважения вообще к человеческой расе. Это мерзкое сборище, не достойное выживания. Однако оно уничтожает себя полным ходом и без моей поддержки.

(Фраза принадлежит анти-герою романа Юлию Кингу — персонажу, который в жанре фантастики был бы, наверное, демиургом, но у Мердок иной жанр, соответственно, она больше использует метафоры, а не искажение реальности, какой мы ее воспринимаем. A propos, прототипом Юлия Кинга был никто иной, как Элиас Канетти — я о нем в свое время очень много писала.)

Гляньте только, какие на голове у Канетти рожки...

(Все нижеследующие фразы из 18-й главы 1-й части романа. Из диалога между Юлием Кингом — ученым-биологом и Рупертом Фостером — госчиновником.) 

Юлий Кинг, продолжая:

— Это не цинизм. Эти мелкие интриги положат конец цивилизации, а возможно, и человеческой жизни на этой ничтожной планете в не слишком-то отдаленном будущем. Почему люди нынче так часто болеют какими-то мистическими вирусами? <...> В один прекрасный день некий сенсационный вирус, вскормленный и взращенный каким-либо биологом-фриком типа меня, вырвется на свободу, и человечество прекратит существование в течение нескольких месяцев. <...> Конечно, вы мне не верите. В такую правду невозможно поверить. Поэтому все так и будет идти по накатанной весело, пока весь этот поганый эксперимент по созданию человечества не покончит собой окончательно. 

Чуть ниже, Юлий Кинг:

— Вы когда-нибудь обращали внимание, как легко и естественно дети принимают доктрину о Троице, которая является, в конце концов, наиболее причудливой из всех концепций, вымышленных человеком? Взрослые с таким же успехом забивают себе головы метафизической дурью, в которой они находят какое-то утешение: например, идеями о том, что добро светлое и прекрасное, а зло убого, тоскливо или, как минимум, мрачно. Однако опыт опровергает это предположение. Добро — скучно. <...> Зло, наоборот, возбуждает, завораживает, бодрит. Оно также куда более загадочно, чем добро...

Стоп! Мой собственный стереотип, вскормленный и взращенный на романах Мердок (и созвучный Фаустовскому «Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо»), сломался сегодня. Вернее, чуть раньше мои прежние представления о добре и зле перевернулись, наверное, 24 февраля прошлого года, когда я стала воспринимать войну, как абсолютный противовес добра и зла. Если добро олицетворяет собой Украина, то как можно назвать его скучным? И что такого загадочного, завораживающего, бодрящего можно найти в путинском фашизме? Разве сам путин способен кого-нибудь возбудить? Один его вид, жалкий, внушающий тоску и олицетворяющий убогость режима и всей страны — это явно «добро» не по-мердоковски. Но тут она говорит «голосом» Юлия Кинга:

— Добро можно насквозь рассмотреть. Зло непрозрачно.

В этой фразе мой «мердоковский» стереотип стоит непоколебимо. 

Если бы Айрис дожила до наших дней без альцгеймера, то она не только бы подивилась собственным прорицаниям (ведь слова ее анти-героя соотнести и с короновирусом, и с войной в Украине), но и запуталась бы, возможно, в своих заключениях о «добре» и «зле» (кстати, у нее это главная тема везде).

А с другой стороны, можно разные «точки зрения» привести. С точки зрения путинской России, «добро» ведь такое и есть, как в абсурдной доктрине о Троице: светлое и доброе, как сама «святая Русь», а «зло» — ужасно и мрачно, подобно «Бандеровскому нацизму», «Гейропе» и НАТО. Разве не в этом причина российской православнутости и поголовного отупения?

Руперт Фостер (собеседник Юлия Кинга):

— ... в моем возрасте, Юлий, можно и не беспокоиться об этих причинах. Для меня вполне достаточно того, что я знаю, что делать правильно, и я это делаю. 

— Прекрасно сказано. Надеюсь, это есть в вашей книге.

(Руперт Фостер пишет книгу — философский трактат о любви и добродетели.)

Юлий Кинг:

— вам хотелось бы существования того, что на самом деле не существует вообще, разве что в призрачном сне. То, что нам преподносится за человеческую добродетель, на самом деле представляет собой крошечный феномен, пошлый, ограниченный, отсеченный и, как я сказал, скучный. В то время как зло (хотя я предпочел бы менее резкое слово для этого) проникает в самую глубь человеческой души и задевает сами источники человеческой жизненной силы.

— Интересно, чем бы вы заменили это слово! — сказал Руперт. — Представляю, как вы скоро попробуете более нейтральный термин, типа «жизненной силы», или подобной какой-нибудь ерунды, только я вам не позволю!
<...>
С вашей точки зрения, видимо, кажется не слишком понятным, зачем люди вообще изобрели понятие о добродетели и придали ему важное значение.

— Мой дорогой Руперт, вы же знаете не хуже меня, что сотни причин существует для этого! <...> Социальные причины, психологические причины... Такие понятия всегда на службе у власти. А также они глубоко утешительны.

— Ваши слова делают людей похожими на марионеток. 

— Они и есть марионетки, Руперт. <...>

— Но если не важна добродетель, что тогда важно, по-вашему? Хотя, если мы все марионетки, то и «важно» — слово неправильное.

— Вот именно! Что же, мы знаем, что движет людьми, дорогой Руперт. Страхи и страсти всех видов.
<...>
Нравственное суеверие — это часть утешения.

— Потому что людям несчастным нравится ощущать себя добродетельными?

— <...> причем не только несчастным. Взять вас, к примеру, Руперт. <...>  вы глубоко убеждены, что вы человек добродетельный. Вы ощущаете себя честным, благородным и щедрым, ваша жизнь в полном порядке. Вам доставляет удовлетворение сравнивать себя с другими. <...> И поэтому, мой дорогой Руперт, от вашей большой книги не будет толку.

Как и от путинской «добродетели» толку не будет, в конечном итоге. А что именно произошло с книгой Руперта Фостера можно прочесть в романе Мердок. (И это не реклама, да и вряд ли она в ней нуждается.) А сама-то я, кажется, в общем, созрела для выступления на следующей конференции по ее творчеству. Будем считать это (не самой значительной) добродетелью зла. Оксюморон однако.

(Перевод всех цитат мой, если что. Я просмотрела иные переводы. Без ложной скромности: «Достойного поражения» они не совсем достойны.)