ilfasidoroff (
ilfasidoroff) wrote2018-02-19 08:51 pm
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Entry tags:
Про мелких женщин, крупных кобелей и выходные
Выявила, между прочим, такую я закономерность: чем мельче женщина, тем крупнее у нее собака. Конечно, не у каждой мелкой женщины есть крупная собака (или собака вообще), но если эта женщина собачница — то пса ей подавай огромного, иных не признает. На эту простую мысль меня навела ежеутренняя встреча с с одной миниатюрной дамой, которая выгуливает не одного большого пса, а сразу двух лаек (обе лайки — кобели, но есть ли в этом закономерность, я пока не выяснила). Я вообще люблю собак любых, и они меня взаимно, почти любая подбежит на улице, понюхает руку, подмигнет, вильнет хвостом (были случаи, когда меня мог дружески облапать чей-нибудь кобель), единственное исключение — это крупные собаки при миниатюрных женщинах. У них на морде (у собак, не у женщин) написано: эй, к нам не подходи, мы тут при деле. Та дамочка и лайки, которых вижу каждое утро по дороге на станцию, вообще ужасно недружелюбны: обычно у нас в деревне встречные говорят хэллоу друг другу, а от этой троицы не слышала ни разу ни хэллоу ни гав, хоть я сама-то непременно говорю им всем: “Гуд морнинг”. Сегодня вместо крошечной хозяйки кобелей выгуливала их совсем другая дама: намного выше ростом (чуть ли ни с меня), шире в бедрах. Ответа на мое “Гуд морнинг” впрочем не последовало и от нее, но зато один кобель тут же подошел ко мне понюхать руку.
А еще другую женщину с собакой помню: они жили где-то в Чизике судя по всему, неподалеку от бизнез-парка, где я год назад работала. Там их я видела частенько, они мне очень веселили глаз: кобель был, кажется, кавказец (или другой какой породы, очень крупной, я в них не очень разбираюсь); про породу его хозяйки ничего сказать не могу, кроме того, что она из тех, у кого мобильный перманентно пришит к уху. Ростом оба были примерно одинакового: пес смотрел на свою хозяйку, не отрываясь, не снизу вверх, а почти что сбоку, неодобрительно на телефон косился и каждые 5-6 секунд говорил ей глухим басом: “Вуф!” Кстати, в России собаки говорят “Гав”, а в Англии “Woof!” Этот пес говорил именно “Вуф!”, не “Woof!”, словно пес-иностранец, с акцентом.
А еще я заметила, что миниатюрным женщинам большие нравятся машины, чем мельче женщина, тем крупнее у нее авто... Но это уже другая тема.
В субботу мы с Гейбом таки съездили в Оксфорд, посетили выставку Ханны Ригген, таки успели до закрытия. Ему понравилось, у меня же впечатления от предыдущего визита (когда мы с Беверли неслись по выставке галопом с авоськами в руках) оказались сильнее. Возможно, виной тому было мое самочувствие: дурацкий цистит таки давал о себе знать, и хоть протекает нынче не в самой острой форме, но доставляет дискомфорт, портит настроение. Гейбу не хотела ничего говорить (практической пользы от этого никакой, что толку расстраивать человека), молчала, пока мы гуляли по Музею Современного Искусства и чуть позже — по заново отсроенному торговому центру Уэстгейт; в Джон Люис заходили, покупали шланг-змеевик для душа (а то наш прохудился), смотрели на масленки, понравилась одна, но сорок фунтов, блин, на другой вообще не было цены, когда три шоп-ассистента разузнали цену, мы решили, что шестнадцать фунтов за белую масленку, на которой изображена бледная корова, все же слишком, вот был бы там изображен петух в цветастых перьях, тогда другое дело. Искали место, где “поиметь ланч”, в Уэстгейте много ресторанов и кафе, но нам ничто не приглянулось, вернулись в музей, там съели по кишу с салатом, Гейб выпил кофе, я чай-ройбос, и предложила домой вернуться. “Что и по Оксфорду не погуляем?” — удивился Гейб. Пришлось рассказать ему о моем недуге.
Заезжали в Тейм (в Вейтроуз), покупали хлеб, фрукты, овощи, абрикосовый кейк, клюквенный сок и по паре бургеров на воскресенье. Дома ели курицу с салатами на ужин, смотрели вторую серию Green Wing.
В воскресенье мне не хотелось двигаться с дивана, и я почти не двигалась. Уровень энергии — примерно ноль, особенно после покраски головы, стрижки ногтей, прочего прихорашивания и приготовления ланча (салаты, бургеры, картошка). Организьм внимал переменам погоды, видать к дождю. И он пошел сегодня утром, на станцию я двигалась под мелкой изморосью, и от обоих лаек-кобелей шел пар.

А еще другую женщину с собакой помню: они жили где-то в Чизике судя по всему, неподалеку от бизнез-парка, где я год назад работала. Там их я видела частенько, они мне очень веселили глаз: кобель был, кажется, кавказец (или другой какой породы, очень крупной, я в них не очень разбираюсь); про породу его хозяйки ничего сказать не могу, кроме того, что она из тех, у кого мобильный перманентно пришит к уху. Ростом оба были примерно одинакового: пес смотрел на свою хозяйку, не отрываясь, не снизу вверх, а почти что сбоку, неодобрительно на телефон косился и каждые 5-6 секунд говорил ей глухим басом: “Вуф!” Кстати, в России собаки говорят “Гав”, а в Англии “Woof!” Этот пес говорил именно “Вуф!”, не “Woof!”, словно пес-иностранец, с акцентом.
А еще я заметила, что миниатюрным женщинам большие нравятся машины, чем мельче женщина, тем крупнее у нее авто... Но это уже другая тема.
В субботу мы с Гейбом таки съездили в Оксфорд, посетили выставку Ханны Ригген, таки успели до закрытия. Ему понравилось, у меня же впечатления от предыдущего визита (когда мы с Беверли неслись по выставке галопом с авоськами в руках) оказались сильнее. Возможно, виной тому было мое самочувствие: дурацкий цистит таки давал о себе знать, и хоть протекает нынче не в самой острой форме, но доставляет дискомфорт, портит настроение. Гейбу не хотела ничего говорить (практической пользы от этого никакой, что толку расстраивать человека), молчала, пока мы гуляли по Музею Современного Искусства и чуть позже — по заново отсроенному торговому центру Уэстгейт; в Джон Люис заходили, покупали шланг-змеевик для душа (а то наш прохудился), смотрели на масленки, понравилась одна, но сорок фунтов, блин, на другой вообще не было цены, когда три шоп-ассистента разузнали цену, мы решили, что шестнадцать фунтов за белую масленку, на которой изображена бледная корова, все же слишком, вот был бы там изображен петух в цветастых перьях, тогда другое дело. Искали место, где “поиметь ланч”, в Уэстгейте много ресторанов и кафе, но нам ничто не приглянулось, вернулись в музей, там съели по кишу с салатом, Гейб выпил кофе, я чай-ройбос, и предложила домой вернуться. “Что и по Оксфорду не погуляем?” — удивился Гейб. Пришлось рассказать ему о моем недуге.
Заезжали в Тейм (в Вейтроуз), покупали хлеб, фрукты, овощи, абрикосовый кейк, клюквенный сок и по паре бургеров на воскресенье. Дома ели курицу с салатами на ужин, смотрели вторую серию Green Wing.
В воскресенье мне не хотелось двигаться с дивана, и я почти не двигалась. Уровень энергии — примерно ноль, особенно после покраски головы, стрижки ногтей, прочего прихорашивания и приготовления ланча (салаты, бургеры, картошка). Организьм внимал переменам погоды, видать к дождю. И он пошел сегодня утром, на станцию я двигалась под мелкой изморосью, и от обоих лаек-кобелей шел пар.