ilfasidoroff (
ilfasidoroff) wrote2019-06-27 06:21 pm
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Entry tags:
Айрис. Глава 2 - Рини. Часть 4
Глава 1 - Хьюз: часть 1, часть 2, часть 3 и часть 4.
Глава 2 - Рини: Часть 1, Часть 2 и Часть 3
— Дама Айрис! — раздается под сводами зала, и она преклонят колени. Королевский меч церемонно касается острием ее плеч, сначала правого, затем левого. — Во имя грации, красоты и состоятельности мы даруем вам титул... Встаньте, Леди Ордена Золотого Льва!
Король Бэйн вручает ей знаки отличия: вуаль для грации, букетик фиалок для красоты и (для состоятельности) булочку с маком. За спиной Леди Айрис аплодисменты. Повернувшись лицом к ним, она ищет глазами родителей, находит, сияет. За ее спиной титулуется новый Сквайр. А потом...
— Наступает самая тор-жест-вен-ная минута! — мисс Бэйн в короне, в кольчуге, с огромным мечом в руке внушает благоговение — почти никто сейчас не замечает ее низкого роста и сутуловатости. Под величавым взором склоняются головы в картонных шлемах, дамы в вуалях делают книксен. В зале вдруг полная тишина, лишь ненароком кашляет кто-то из зрителей. — Caput apri defero!
Меч четырежды стучит об пол — и появляются четыре учителя (то есть пажа королевской свиты) с огромным подносом, который они несут на плечах осторожно и медленно, как похоронщики, вносящие в храм гроб с телом покойного. На подносе nigrum et caput apro — голова кабана, черного, как сама ночь перед Рождеством.
— Кабанью голову несу,
Украшенную лавром.
Прошу друзья, скорей к столу,
Да будет пир на славу!
Маршируя по залу, пажи поют каноном, дамы и рыцари подхватывают неуверенно:
— Caput apri defero
Reddens Laudi Domino…
Слова им понятны: недаром сама мисс Бэйн ведет латынь в школе — учеников хоть среди ночи буди — и перевод отчеканят прежде, чем успеют зевнуть: «Кабанью голову несу во славу Бога». О старинной традиции поедания головы кабана на веселых рождественских пирушках они знают все, но тут и не пахнет весельем: на лицах поющих испуг: того и гляди кто-то из дам рухнет в обморок, или какой-нибудь рыцарь заплачет. Даже кашель затих — зрители будто от страха застыли, и веселая песня звучит как угроза.
— Где они кабана раздобыли? — громко шепчут в зрительном зале; многим родителям нынче пришлось отпрашиваться с работы, чтобы увидеть «Цветную картинку» (как мисс Бэйн этот утренник называет). Еще бы! Такое здесь происходит лишь раз в год. — Купили у мясника?
— Нет, что вы! — тихонько смеется другой голос. — В булочной Хаммилтон, на Хаммерсмите.
Во рту кабана ярко-желтый лимон, стиснутый между клыками-бананами. Свита опускает поднос перед королем, и он заносит огромный меч над страшной головой.
— Неужели порежет мечом? И потом это в рот нашим детям?
Кто-то из зрителей ойкает. Кто-то нервно хихикает. Среди оживленного гула Айрис распознает голос мистера Фэрриса:
— Пора переводить дочь в другую школу!
И все же веселой пирушке приходит черед: каждому по куску кабана (то есть шоколадного торта), по кубку грога (стаканчику лимонада). Рыцари пьянеют на глазах, не отстают и дамы. Еще немного, еще по глоточку — и все перейдут к «оргиям» (многим знакомо это средневековое слово, хотя вряд ли кто-либо знает, что оно означает).
— Вы готовы? — к Айрис подходит мисс Шорт, учительница географии — сама как гора, высокая, с крутыми плечами, и добавляет тихо, дабы еще кто-нибудь не услышал, — сейчас наш номер!
Леди Айрис ищет глазами подругу: та только что рядом сидела, повизгивая от восторга, а теперь подевалась куда-то.
— Эй, ребят… то есть ей, господа! Господа, господа, слышите? Вы даму Мириам не видали?
— Под столом посмотрите, миледи.
Так и есть: Мириам разлеглась на полу, корчит рожи, поет, притворяется пьяной.
— Нам пора! — шипит в ее сторону Айрис и, словно факир перед укрощением кобры, достает дудочку из рукава. Мириам быстро «трезвеет», берет в руки бубен, и обе спешат за мисс Шорт в центр зала. Две фигуры идут им навстречу, отделившись от королевской свиты: мужская с гармонью и женская со скрипкой. Гармонь у мистера Кигана, учителя физкультуры, скрипка у мисс Катерин Джоунс, она ведет в школе пение.
Оркестр занимает места, как репетировали неоднократно: справа мисс Джоунс, слева мистер Киган, Айрис поближе к скрипачке, Мириам — к гармонисту. Мисс Шорт в цветастой шали выходит вперед, лицом к музыкантам, Айрис ждет от нее сигнала, волнуется так, что в коленках дрожь, но замечает кивок, кусает мундштук — и раздаются несмелые нотки «Зеленых рукавов», неровные, с фальшью: то на полтона выше, то ниже на целый тон. Айрис все слышит, стыдится, но продолжает играть: зал терпеливо ждет, когда Леди Ордена Золотого Льва додудит последнюю фразу.
Второй кивок — сигнал для Мириам, та ударяет в бубен — и «Зеленые рукава» сменяет мелодия совсем с другим ритмом, подхваченная скрипкой, а мисс Шорт, уже развернулась к зрителям и поет с ирландским акцентом, гортанно:
— Цыгане пришли на господский двор
Нахально и развязно — ох!
Запел первый низко, второй высоко,
А третий был сам цыганский барон —
В лохмотьях цыган чумазый, ох!
Проигрыш — ох, как усердствуют музыканты! Айрис уже дудит без фальши, дрожь в коленках прошла. Мириам бьет в бубен с чувством, будто в ее жилах тоже кипит кровь кельтских предков, чью песню они исполняют. Скрипка мисс Джоунс играет высокими переливами. Лишь гармонь пока что молчит, ждет своей очереди. Певица поводит крутыми плечами, кутается в цветастую шаль и переходит ко второму куплету. На чумазого цыганского барона в лохмотьях явилась глянуть хозяйка имения — сама титулованная особа, но умытая и в богатом платье. Зрители чуют: явилась она неспроста. И точно: едва мисс Шорт доходит до строчки, в которой «весь люд дворовый орет », музыканты подхватывают квартетом:
— Держите ее, а не то удерет
Она с этим цыганом чумазым, ох!
В зале хохочут. Мистер Киган растягивает меха — и третий куплет мисс Шорт поет под одну гармонь, чтоб хорошенько расслышала публика и поняла, кто тут та самая дама с титулом. Красивая шаль летит на пол с плеча: теперь вместо богатого платья на даме «нарядец из шкур и кож», в котором она, забыв о своем муже-лорде, бежит «на волю с цыганом чумазым, ох!» Не важно, что вместо шкур и кож предъявлено зрителям вполне приличное платье — они и так верят ей, громко подбадривают в припевах: «Беги же скорей ты с этим цыганом чумазым, ох!» — хлопают, топают в такт, бьют по столам кубками из-под грога.
Квартет гремит словно огромный оркестр: все ярче, быстрее и громче. Скоро слова у песни кончаются, а музыка лишь продолжает расти, большая мисс Шорт с широкой, как плечи, душой, готова уже в пляс пуститься, но для ирландского кейли ей нужен крепкий партнер, такой, чтобы — ох! Чтоб обхватил за талию да закружил во всю прыть, по-ирландски! Она смотрит в зал, словно ищет цыгана чумазого — у того небось рост богатырский — с мелким она от богатого мужа наверняка не сбежала бы, а уж плясать не пойдет и подавно... Мисс Шорт шагает вперед (нашла, нашла великана чумазого!), хватает в охапку короля Бэйна, чей рост вместе с короной едва доходит ей до груди, и кружит его до тех пор пока тот, запыхавшись, не кричит во всю мощь королевского горла:
— Танцуют все!
Дамы и рыцари себя ждать на заставляют: наконец-то, дошло дело до оргии! Пары, группы и одиночки пляшут, не зная о кейли, крутясь, вертя головами, подергивая руками, вращая глазами, выкидывая коленца, с прыжками, вприсядку, галопом.... Король глядит на родителей: «Вам что же, особое приглашение?» — и несколько взрослых пар уже идут по кругу кадрилью, пытаются «по-ирландски». С правильным кейли знакомы, пожалуй, лишь два человека, но Хьюз смущается, а Рини смеется и тянет его за локоть: «Пойдем же! Пойдем потанцуем!» Хьюз сдается — и вот они кружатся под восхищенными взорами. Опустели скамейки и стулья, лишь один человек не танцует, смотрит на всех осуждающе, а на пару красивых ирландцев смотрит как-то иначе, сидит, скрестив руки, раздувает ноздри и дышит тяжко...
***
— Как Дэнни-Бой дышал, помнишь, когда себе хвост поранил?
— Точно! Он вообще очень забавный, этот мистер Фэррис.
— Как он смотрел на вас с Дудлом, когда вы танцевали...
— Так цветы мне за танец?
— И за танец тоже.
Фиалки — знак красоты, кому же их дарить, как не самой красивой леди на свете? Айрис еще взбудоражена после «Цветной картинки», от избытка чувств готова раздать свои знаки отличия. Дудлу она подарила бы булочку с маком (как знак состоятельности), но пока они там выступали с «Цыганом чумазым», булка исчезла, наверное, съел кто-нибудь.
— Какому-то рыцарю кабана не хватило!
— Или какой-нибудь даме!
Ну смех! Представьте аристократа, жующего булку украдкой, пока все остальные поют и пляшут… Кровать, на которую Рини присела, чтобы пожелать дочери спокойной ночи, трясется, матрас скрипит пружинами.
— Жаль, что не привели мы на утренник Чарльза. Ему бы «Цыган чумазый» понравился, — говорит Рини.
Айрис молчит. «Братья» поссорились в октябре, Чарльз с тех пор не появлялся. Джим давно не имел дела с пиратами: Айрис не лазит, как прежде, под стол, за которым родители играют в бридж и незлобиво бранятся, подсчитывая очки. Теперь она рядом сидит, в уголке, с книгой или с тетрадкой. С Дудлом они, как и раньше, читают по вечерам, но уже редко Стивенсона, теперь чаще Диккенса. По-прежнему Рини поет ей перед сном Un bel dì vedremo или о любви Иисуса — и он уже не предстает перед нею как некий мифический бог наподобие Эроса, влюбленного в прекрасную Психею. На одном из уроков в школе все стало для Айрис понятней, когда кто-то из ребят заметил: «Иисус может свершить что угодно, ведь он чудесник». «Нет, — возразила учительница. — Он не чудесник. Он — чудесный». Как верно! Любого бога Айрис сочтет чудесником: Аполлона, Гермеса, Зевса, но чудесным ни одного из них не назовет. А вот Иисус чудесный, потому… потому что его любовь нечто совсем иное, в ней не двое, а трое. Как и в семье Мердок. Если убрать одного, что-то святое нарушится, если прибавить четвертого — тоже что-то не то. Рини, Дудл и Айрис — троица идеальной любви, разве им нужен еще кто-нибудь?
— Споки ноки, леди Айрис, — Рини треплет губами ушко.
— Споки ноки, леди Рини, — Айрис закрывает глаза и добавляет чуть громче, чтобы услышал за стенкой Дудл, — Споки ноки, сэр Хьюз!
— Споки ноки, Айрис, — «сэр» опускает «формальности», но она знает по голосу, что не сдержал улыбки.
Ей не спится. Калейдоскоп в голове, фрагменты «Цветной картинки»: мелькает то меч короля, то caput apri, то рыцари пьяные от грога, цветастая шаль мисс Шорт и цыган чумазый, оргия, танец родителей… Кружась в быстром кейли, они будто летят по залу, их ноги едва касаются пола. Рини и Дудл смотрят друг другу в глаза, он — покровительственно, она — с безграничным доверием. Он так легко касается ее руки, ее талии, словно приподнимает ее в воздух одной силой своей любви.
Айрис вновь открывает глаза, будто надеясь еще раз увидеть их танец — хотя бы в полоске света под дверью, пробивающегося из спальни родителей, но слышит щелчок выключателя. Ночную тишину лишь на миг прерывает любимый голос:
— Споки ноки, Табби. Споки ноки, Дэнни-Бой.
Глава 2 - Рини: Часть 1, Часть 2 и Часть 3
— Дама Айрис! — раздается под сводами зала, и она преклонят колени. Королевский меч церемонно касается острием ее плеч, сначала правого, затем левого. — Во имя грации, красоты и состоятельности мы даруем вам титул... Встаньте, Леди Ордена Золотого Льва!
Король Бэйн вручает ей знаки отличия: вуаль для грации, букетик фиалок для красоты и (для состоятельности) булочку с маком. За спиной Леди Айрис аплодисменты. Повернувшись лицом к ним, она ищет глазами родителей, находит, сияет. За ее спиной титулуется новый Сквайр. А потом...
— Наступает самая тор-жест-вен-ная минута! — мисс Бэйн в короне, в кольчуге, с огромным мечом в руке внушает благоговение — почти никто сейчас не замечает ее низкого роста и сутуловатости. Под величавым взором склоняются головы в картонных шлемах, дамы в вуалях делают книксен. В зале вдруг полная тишина, лишь ненароком кашляет кто-то из зрителей. — Caput apri defero!

— Кабанью голову несу,
Украшенную лавром.
Прошу друзья, скорей к столу,
Да будет пир на славу!
Маршируя по залу, пажи поют каноном, дамы и рыцари подхватывают неуверенно:
— Caput apri defero
Reddens Laudi Domino…
Слова им понятны: недаром сама мисс Бэйн ведет латынь в школе — учеников хоть среди ночи буди — и перевод отчеканят прежде, чем успеют зевнуть: «Кабанью голову несу во славу Бога». О старинной традиции поедания головы кабана на веселых рождественских пирушках они знают все, но тут и не пахнет весельем: на лицах поющих испуг: того и гляди кто-то из дам рухнет в обморок, или какой-нибудь рыцарь заплачет. Даже кашель затих — зрители будто от страха застыли, и веселая песня звучит как угроза.
— Где они кабана раздобыли? — громко шепчут в зрительном зале; многим родителям нынче пришлось отпрашиваться с работы, чтобы увидеть «Цветную картинку» (как мисс Бэйн этот утренник называет). Еще бы! Такое здесь происходит лишь раз в год. — Купили у мясника?
— Нет, что вы! — тихонько смеется другой голос. — В булочной Хаммилтон, на Хаммерсмите.
Во рту кабана ярко-желтый лимон, стиснутый между клыками-бананами. Свита опускает поднос перед королем, и он заносит огромный меч над страшной головой.
— Неужели порежет мечом? И потом это в рот нашим детям?
Кто-то из зрителей ойкает. Кто-то нервно хихикает. Среди оживленного гула Айрис распознает голос мистера Фэрриса:
— Пора переводить дочь в другую школу!
И все же веселой пирушке приходит черед: каждому по куску кабана (то есть шоколадного торта), по кубку грога (стаканчику лимонада). Рыцари пьянеют на глазах, не отстают и дамы. Еще немного, еще по глоточку — и все перейдут к «оргиям» (многим знакомо это средневековое слово, хотя вряд ли кто-либо знает, что оно означает).
— Вы готовы? — к Айрис подходит мисс Шорт, учительница географии — сама как гора, высокая, с крутыми плечами, и добавляет тихо, дабы еще кто-нибудь не услышал, — сейчас наш номер!
Леди Айрис ищет глазами подругу: та только что рядом сидела, повизгивая от восторга, а теперь подевалась куда-то.
— Эй, ребят… то есть ей, господа! Господа, господа, слышите? Вы даму Мириам не видали?
— Под столом посмотрите, миледи.
Так и есть: Мириам разлеглась на полу, корчит рожи, поет, притворяется пьяной.
— Нам пора! — шипит в ее сторону Айрис и, словно факир перед укрощением кобры, достает дудочку из рукава. Мириам быстро «трезвеет», берет в руки бубен, и обе спешат за мисс Шорт в центр зала. Две фигуры идут им навстречу, отделившись от королевской свиты: мужская с гармонью и женская со скрипкой. Гармонь у мистера Кигана, учителя физкультуры, скрипка у мисс Катерин Джоунс, она ведет в школе пение.
Оркестр занимает места, как репетировали неоднократно: справа мисс Джоунс, слева мистер Киган, Айрис поближе к скрипачке, Мириам — к гармонисту. Мисс Шорт в цветастой шали выходит вперед, лицом к музыкантам, Айрис ждет от нее сигнала, волнуется так, что в коленках дрожь, но замечает кивок, кусает мундштук — и раздаются несмелые нотки «Зеленых рукавов», неровные, с фальшью: то на полтона выше, то ниже на целый тон. Айрис все слышит, стыдится, но продолжает играть: зал терпеливо ждет, когда Леди Ордена Золотого Льва додудит последнюю фразу.
Второй кивок — сигнал для Мириам, та ударяет в бубен — и «Зеленые рукава» сменяет мелодия совсем с другим ритмом, подхваченная скрипкой, а мисс Шорт, уже развернулась к зрителям и поет с ирландским акцентом, гортанно:
— Цыгане пришли на господский двор
Нахально и развязно — ох!
Запел первый низко, второй высоко,
А третий был сам цыганский барон —
В лохмотьях цыган чумазый, ох!
Проигрыш — ох, как усердствуют музыканты! Айрис уже дудит без фальши, дрожь в коленках прошла. Мириам бьет в бубен с чувством, будто в ее жилах тоже кипит кровь кельтских предков, чью песню они исполняют. Скрипка мисс Джоунс играет высокими переливами. Лишь гармонь пока что молчит, ждет своей очереди. Певица поводит крутыми плечами, кутается в цветастую шаль и переходит ко второму куплету. На чумазого цыганского барона в лохмотьях явилась глянуть хозяйка имения — сама титулованная особа, но умытая и в богатом платье. Зрители чуют: явилась она неспроста. И точно: едва мисс Шорт доходит до строчки, в которой «весь люд дворовый орет », музыканты подхватывают квартетом:
— Держите ее, а не то удерет
Она с этим цыганом чумазым, ох!
В зале хохочут. Мистер Киган растягивает меха — и третий куплет мисс Шорт поет под одну гармонь, чтоб хорошенько расслышала публика и поняла, кто тут та самая дама с титулом. Красивая шаль летит на пол с плеча: теперь вместо богатого платья на даме «нарядец из шкур и кож», в котором она, забыв о своем муже-лорде, бежит «на волю с цыганом чумазым, ох!» Не важно, что вместо шкур и кож предъявлено зрителям вполне приличное платье — они и так верят ей, громко подбадривают в припевах: «Беги же скорей ты с этим цыганом чумазым, ох!» — хлопают, топают в такт, бьют по столам кубками из-под грога.
Квартет гремит словно огромный оркестр: все ярче, быстрее и громче. Скоро слова у песни кончаются, а музыка лишь продолжает расти, большая мисс Шорт с широкой, как плечи, душой, готова уже в пляс пуститься, но для ирландского кейли ей нужен крепкий партнер, такой, чтобы — ох! Чтоб обхватил за талию да закружил во всю прыть, по-ирландски! Она смотрит в зал, словно ищет цыгана чумазого — у того небось рост богатырский — с мелким она от богатого мужа наверняка не сбежала бы, а уж плясать не пойдет и подавно... Мисс Шорт шагает вперед (нашла, нашла великана чумазого!), хватает в охапку короля Бэйна, чей рост вместе с короной едва доходит ей до груди, и кружит его до тех пор пока тот, запыхавшись, не кричит во всю мощь королевского горла:
— Танцуют все!
Дамы и рыцари себя ждать на заставляют: наконец-то, дошло дело до оргии! Пары, группы и одиночки пляшут, не зная о кейли, крутясь, вертя головами, подергивая руками, вращая глазами, выкидывая коленца, с прыжками, вприсядку, галопом.... Король глядит на родителей: «Вам что же, особое приглашение?» — и несколько взрослых пар уже идут по кругу кадрилью, пытаются «по-ирландски». С правильным кейли знакомы, пожалуй, лишь два человека, но Хьюз смущается, а Рини смеется и тянет его за локоть: «Пойдем же! Пойдем потанцуем!» Хьюз сдается — и вот они кружатся под восхищенными взорами. Опустели скамейки и стулья, лишь один человек не танцует, смотрит на всех осуждающе, а на пару красивых ирландцев смотрит как-то иначе, сидит, скрестив руки, раздувает ноздри и дышит тяжко...
***
— Как Дэнни-Бой дышал, помнишь, когда себе хвост поранил?
— Точно! Он вообще очень забавный, этот мистер Фэррис.
— Как он смотрел на вас с Дудлом, когда вы танцевали...
— Так цветы мне за танец?
— И за танец тоже.
Фиалки — знак красоты, кому же их дарить, как не самой красивой леди на свете? Айрис еще взбудоражена после «Цветной картинки», от избытка чувств готова раздать свои знаки отличия. Дудлу она подарила бы булочку с маком (как знак состоятельности), но пока они там выступали с «Цыганом чумазым», булка исчезла, наверное, съел кто-нибудь.
— Какому-то рыцарю кабана не хватило!
— Или какой-нибудь даме!
Ну смех! Представьте аристократа, жующего булку украдкой, пока все остальные поют и пляшут… Кровать, на которую Рини присела, чтобы пожелать дочери спокойной ночи, трясется, матрас скрипит пружинами.
— Жаль, что не привели мы на утренник Чарльза. Ему бы «Цыган чумазый» понравился, — говорит Рини.
Айрис молчит. «Братья» поссорились в октябре, Чарльз с тех пор не появлялся. Джим давно не имел дела с пиратами: Айрис не лазит, как прежде, под стол, за которым родители играют в бридж и незлобиво бранятся, подсчитывая очки. Теперь она рядом сидит, в уголке, с книгой или с тетрадкой. С Дудлом они, как и раньше, читают по вечерам, но уже редко Стивенсона, теперь чаще Диккенса. По-прежнему Рини поет ей перед сном Un bel dì vedremo или о любви Иисуса — и он уже не предстает перед нею как некий мифический бог наподобие Эроса, влюбленного в прекрасную Психею. На одном из уроков в школе все стало для Айрис понятней, когда кто-то из ребят заметил: «Иисус может свершить что угодно, ведь он чудесник». «Нет, — возразила учительница. — Он не чудесник. Он — чудесный». Как верно! Любого бога Айрис сочтет чудесником: Аполлона, Гермеса, Зевса, но чудесным ни одного из них не назовет. А вот Иисус чудесный, потому… потому что его любовь нечто совсем иное, в ней не двое, а трое. Как и в семье Мердок. Если убрать одного, что-то святое нарушится, если прибавить четвертого — тоже что-то не то. Рини, Дудл и Айрис — троица идеальной любви, разве им нужен еще кто-нибудь?
— Споки ноки, леди Айрис, — Рини треплет губами ушко.
— Споки ноки, леди Рини, — Айрис закрывает глаза и добавляет чуть громче, чтобы услышал за стенкой Дудл, — Споки ноки, сэр Хьюз!
— Споки ноки, Айрис, — «сэр» опускает «формальности», но она знает по голосу, что не сдержал улыбки.
Ей не спится. Калейдоскоп в голове, фрагменты «Цветной картинки»: мелькает то меч короля, то caput apri, то рыцари пьяные от грога, цветастая шаль мисс Шорт и цыган чумазый, оргия, танец родителей… Кружась в быстром кейли, они будто летят по залу, их ноги едва касаются пола. Рини и Дудл смотрят друг другу в глаза, он — покровительственно, она — с безграничным доверием. Он так легко касается ее руки, ее талии, словно приподнимает ее в воздух одной силой своей любви.
Айрис вновь открывает глаза, будто надеясь еще раз увидеть их танец — хотя бы в полоске света под дверью, пробивающегося из спальни родителей, но слышит щелчок выключателя. Ночную тишину лишь на миг прерывает любимый голос:
— Споки ноки, Табби. Споки ноки, Дэнни-Бой.